— Я владелица этого дома, и только мне решать, кто здесь лишний! — резко бросила Анна, указывая свекрови на выход.

Анна проснулась раньше всех — как обычно. Или, точнее, вообще не спала. Ночью соседи сверху устроили танцы с акцентом на стульях, Сергей храпел так, будто отбивал атаку бронетанковых войск, а квартира пахла вчерашней гречкой, которую никто даже не попробовал. Анна взглянула на себя в зеркало, слегка пригладила растрёпанные волосы и направилась на кухню.

Сразу раздался звук домофона.

— Ну вот, началось… — пробормотала она. — Генерал прибыл.

Из подъезда доносилось цоканье каблуков Марии Николаевны — женщины с осанкой командира, сердцем из времён перестройки и без малейшего предупреждения о визите. В руках — сумка, набитая банками. Щёки румяные, взгляд — ледяной.

— Здравствуй, Аннушка, — произнесла она с еле скрытым пренебрежением, будто называла невестку «тряпкой».

— Добрый день, Мария Николаевна, — ответила Анна с натянутой улыбкой, — проходите. Хотите чаю?

— Нет, я компот свой привезла. Домашний. Не тот, что вы пьёте — из этих ваших пакетиков. — Она презрительно указала на коробку сока, как будто это был объект судебного разбирательства.

Анна мысленно вздохнула. У неё была стратегия: минимум слов, максимум терпения. Хотя последнее таяло быстрее, чем её фигура после родов — стремительно и без шансов на восстановление.

— А где Сергей?

— На работе. Сказал, задержится. Проект важный.

— Конечно. Ты же ему нормально поесть не даёшь. Бедный мальчик…

Анна чуть не рассмеялась. «Мальчику» — сорок три. Он весит девяносто четыре килограмма и по ночам, думая, что она спит, ложкой достаёт варенье прямо из банки. Без хлеба. С благоговением, как будто это шоколад.

— Я готовлю то, что он просит, — спокойно ответила Анна. — Вчера делала курицу с розмарином.

— Господи, зачем всё усложнять? Мужику нужно простое! Обычное! Суп, картошка, котлеты! А ты его, как в ресторан, хочешь усадить!

Анна молча налила себе кофе и села за стол.

— Это ты опять в пижаме? — удивилась свекровь. — Утро давно, а ты всё ещё не одета. Удивительно, как мой сын тебя вообще выбрал. Привык, видимо, к контрасту после первой жены…

— А о бывшей давайте лучше помолчим, — сухо оборвала Анна. — У нас здесь не клуб воспоминаний.

— Конечно! Боишься, что правду скажу! — взвизгнула Мария Николаевна. — Та, между прочим, знала, как мужа уважать. И у сына карьера тогда росла. А сейчас что? Он у тебя под каблуком. Полы моет, ребёнка нянчит. Мужчина! Кем стал?!

Анна встала. Её голос стал холодным и резким.

— Он стал отцом. С живыми руками. И я с ним общаюсь, а не управляю им по громкой связи. Вас это, кажется, шокирует.

Свекровь закатила глаза.

— Что с вашим поколением? Все обидчивые, все слабые. Жить нормально не умеете. Квартира в ипотеке, ребёнка воспитывает мама, а вы тут романтику развели. Телевизор с сотней каналов, а мозгов — ни одного.

Анна подошла к холодильнику, достала банку с соленьями, которую оставила Мария Николаевна в прошлый раз, и поставила на стол с громким стуком.

— Это что такое?

— То, что вы забыли. Плесень уже пошла. Мы хотели выбросить, но я подумала — может, вы специально так маринуете, «натурально»?

— Ах вот как?! — возмутилась свекровь. — Теперь я вам ещё и с отравой прихожусь?!

Дверь распахнулась. Вошёл Сергей — раньше времени, в помятой рубашке, с ручкой за ухом.

— Мама? Вы чего так громко? Всё в порядке?

— Всё «в порядке», сынок, — театрально произнесла Мария Николаевна. — Пока ты работаешь, твоя жена тут издевается над моими банками. Пришла с добром — а мне соленья в лицо!

Сергей взглянул на банку. Плесень была. И запах — как на складе просроченных продуктов.

— Мам, ну ты сама понимаешь, она не нарочно…

— Конечно! Вы тут против меня заговор устроили! Ладно! Я не гордая. Но раз уж так — давай, сынок, скажи своей жене, что ты хотел со мной обсудить… наследство.

Анна резко обернулась.

— Какое наследство?

Сергей смущённо поправил воротник:

— Мама… Я хотел сам потом поговорить…

Мария Николаевна села, выпрямилась как палка и заговорила с важностью:

— У нас в Подольске есть квартира. После дяди. Я её оформила на себя. И хотела бы передать тебе. Но при одном условии.

— Каком?

— Чтобы ты развелся с этой женщиной.

Тишина повисла такая плотная, что было слышно, как часы издеваются над происходящим.

— Мама, ты что, с ума сошла? — потрясённо спросил Сергей.

— Нет, я в своём уме. Не хочу, чтобы моё добро досталось тем, кто не ценит семью и труд.

Анна горько рассмеялась.

— То есть вы предлагаете мне ребёнка и мужа в обмен на недвижимость?

— Не лезь! — рявкнула Мария Николаевна. — Я к тебе вообще не собираюсь иметь никакого отношения!

— Отлично, — голос Анны стал ледяным. — Тогда давайте сразу проясним: эта квартира — моя. Или, точнее, моя и моего брата. Сергей здесь просто прописан. Так что если вы хотите раздавать наследство с условиями — делайте это в Подольске, среди плесени и моли. А здесь — у вас нет права слова.

Лицо свекрови побледнело.

— Это шантаж?

— Нет. Это реальность.

Анна подошла к двери и широко распахнула её.

Сергей стоял, как вкопанный. Смотрел то на мать, то на жену. И впервые за много лет — молчал.

— Пойдёшь со мной? — крикнула мать.

— Мама… нет, — прошептал он. — Я остаюсь.

Она ушла, оставив после себя духи, капустный рассол и чувство беспомощности.

Анна опустила голову на руки.

— Вот это утро… — прошептала она. — А я даже кофе не допила…

В следующую секунду на пороге появился высокий мужчина с дорожной сумкой и хитрой усмешкой.

— Ну что, снова одна разруливает семейные войны? — усмехнулся он. — Здравствуй, сестра.

Анна подняла глаза. В них блеснула искра.

— Дима… ты приехал?..

— О да. И как всегда — в самый нужный момент. Вижу, у вас тут… жарко.

На кухне пахло недопитым кофе, капустными драмами и чем-то родным. Дима, такой же высокий, как прежде, в помятой футболке и с видом отличника, который однажды напился и списал контрольную у двоечника, стоял на пороге. Улыбка — во весь рот. За спиной — сумка, в глазах — азарт.

— Ты вовремя, — сказала Анна, возвращаясь в образ старшей сестры.

— Я знаю. Я ведь не просто брат — я как пожарный. Меня вызывают, когда горит. Только не дом — головы.

— Я тебя не звала.

— Сам приехал. Сергею написал, он всё рассказал. Сказал: «Хоть кто-то пусть с ней поговорит». Я подумал: муж в сторонке, значит, брат — в бой.

Анна фыркнула:

— Спасибо, теперь я окончательно проблема.

— Не проблема, а гордость семьи, — Дима обнял её. — Даже мама с тобой не спорит, просто боится тебя немного.

— Ага. Особенно после сегодняшнего.

Анна коротко пересказала всё, что случилось: про квартиру с условием развода, про плесень и манифест свекрови. Дима слушал внимательно, с выражением лица, которое обычно бывает у хирургов, рассматривающих серьёзную опухоль.

— То есть она всерьёз считает, что может передать сыну квартиру, если он разведётся?

— Да. И с таким видом, будто подписывает завещание или приговор. Или сразу и то, и другое.

— А Сергей?

— Он стоял. Молчал. Потом выбрал меня. Но не с радостью, а как будто с обречённостью. Словно ему предложили выбрать между испорченным огурцом и недоваренным мясом. А хорошего — ничего.

Дима вздохнул, вытащил из сумки бутылку вина.

— Это на вечер. А утром я тебе задам вопрос: ты правда хочешь, чтобы она продолжала являться сюда, как к себе домой?

— Конечно, нет. Но она — его мать.

— А ты — человек. И ещё у тебя есть брат. Который остаётся надолго.

Анна посмотрела на него с сомнением.

— У тебя же работа…

— Я в отпуске. Да и пора напомнить твоей свекрови, что у этого дома есть не только вход — но и выход.

На следующее утро Мария Николаевна пришла снова — в новом плаще, будто разведчица, возвращающаяся на поле боя.

— Ну-ка, кто это у нас? — прищурилась она на Диму.

— Это тот, у кого есть доли в этой квартире, в отличие от вас, — спокойно ответил он. — И кто не пытается давить на чувства, пряча свои игры за банками варенья.

— Слышь, долговязый, я — мать!

— Значит, тем более знаете, как себя вести. Потому что здесь — не ваш дом. Вы гость. Ведите себя соответственно или воспользуйтесь дверью.

Анна видела, как впервые за всё время лицо её свекрови побледнело не от оскорбления, а от злости. Губы задрожали, будто желе после тряски.

— Сергей знает, что ты так со мной разговариваешь?

— Конечно. Я даже могу показать распечатку и видео. На память останется.

— Ты вообще кто такой?! В чужой семье никто!

Дима подошёл ближе. Без крика, без лишних движений.

— Я — тот, кто был рядом, когда Анна плакала ночами из-за ваших «мудрых» слов. Кто помогал ей с деньгами, когда сын забыл пин-код. Кто привозил их в роддом, потому что ты опять «работал». Я — её семья. Реальная.

Анна покраснела, отвела взгляд. Слишком много боли всплыло.

— Вы все с ума сошли! — прошипела Мария Николаевна, хватая сумку. — А ты, Сергей! — рявкнула она. — Ты вообще мужчина или…

— Мама, хватит, — наконец сказал Сергей. — Просто… хватит. Дима прав. Ты перегибаешь.

— Я перегибаю?! Это я?! Я тебя одна растила! Ты у меня на шее сидел, а теперь предаёшь?!

— Это моя жена, — тихо, но твёрдо произнесла Анна. — И мать твоего внука. Если что-то ещё помнишь.

Свекровь оглядела всех, как заговорщиков. Глаза горели, руки дрожали. Будто осознала, что замок давно оккупирован.

— Ладно, — наконец сказала она, почти шёпотом. — Хорошо. Я ухожу. Только знайте: потом не просите помощи, когда всё рухнет.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся Дима. — Рухнем в вашем Подольске. Если разрешите, конечно.

Она ушла. Сумка била о ступени, как барабан отступающей армии.

Сергей опустился в кресло, будто его кто-то сбил.

— Вы двое — ненормальные, — выдохнул он.

— А ты — слабак, — коротко ответил Дима.

— Пошёл ты!

— Пойду. Но не раньше, чем мы с Анной закончим разговор. У вас тут слишком много незавершённого.

Анна стояла у окна. Снаружи — спокойствие. Внутри — будто взорвалась плотина.

— Ну что, сестра, — сказал Дима, подходя ближе. — Пора решать. Пока она ушла, а он не передумал.

— А если он передумает?

— Тогда узнаешь, что значит быть не просто любимой, но и защищённой.

Сергей тер чашку уже в третий раз. Мыльная пена исчезла, но он всё тер, будто пытался стереть собственное бессилие.

Анна нарезала помидоры острым ножом. Чётко, аккуратно, как будто каждый кусочек был ударом по прошлому.

Дима сидел за столом, расслабленно откинувшись. Он знал — финал близок. Быть свидетелем чужого краха — мерзко, но всегда волнительно.

— Значит, решил всё сдать? — бросила Анна, не поворачиваясь.

— Я ничего не сдавал, — пробурчал он. — Просто ситуация вышла из-под контроля.

— Серьёзно? Просто «вышла»? Ты стоял, как деревянный, пока она пыталась меня уничтожить. А теперь говоришь — слишком далеко? Может, маршрут уточнишь, куда именно?

— Я не хотел войны…

— О, прекрасно! Я тоже не хотела быть одинокой женщиной тридцати с лишним лет, без мужской поддержки и со свекровью, которая считает меня чужой в моём же доме. Но вот мы здесь. Добро пожаловать в реальность!

Сергей сжал край раковины. В глазах — боль, злость, страх.

— Я тебя люблю, Ань.

— Ты любишь стабильность. Чтобы кто-то готовил, гладил, слушал. А я для тебя кто?

Он обернулся. Синие глаза, которые когда-то казались бездонными, теперь были просто затянутыми мутью.

— Ты — моя жена.

— Была, — резко оборвала она. — Завтра подаю документы. Всё. Я устала. Не хочу больше быть между тобой и ней. Сама с собой мне лучше.

В этот момент дверь резко открылась. Вошла Мария Николаевна — как всегда без предупреждения, как в свой дом.

— Опять делите наследство? — с ледяной улыбкой спросила она. — Развелись уже?

— Как обычно, мама, в самый разгар, — с горечью ответил Сергей.

— Я просто наблюдала. И решила: Подольск достанется Катеньке.

Наступило молчание. Холодное, как зима.

— Какой ещё Катеньке? — нахмурилась Анна.

— Моей племяннице. Хорошая девочка. Не то что ты.

— То есть я — плохая? Потому что не слушаюсь? Не ползу перед вами?

— Потому что ты змея! — закричала женщина. — Ты вцепилась в сына, настроила против меня, завела сюда своего брата! Это что, план по захвату?

— Какое имущество, мать твою?! — рявкнул Дима. — Вы вообще слышите себя? Смотрите на себя! Вы носитесь с Подольском, как с трофеем, а сын у вас — с гнильцой, а невестка — на грани!

— Кто ты такой, чтоб совать нос?! — орала Мария Николаевна. — Дармоед! Живёшь за счёт сестры! И лезешь, лезешь!

— Больше сделал для неё, чем вы за всю жизнь! — кричал Дима.

— Все! — взревел Сергей. — Хватит! Я больше не могу!

Он хлопнул дверью, оставив их на кухне.

— Гордишься? — прошипела свекровь. — Разрушила семью.

— Она уже была разрушена. Ты просто последний гвоздь.

— Думаешь, победила? — сквозь зубы процедила женщина. — Теперь ни мужа, ни нормальной жизни, ни будущего!

— Зато есть свобода. Тихие вечера. И брат, который за меня встанет.

— С братом теперь жить будете? Фу, Господи. Вас даже обсуждать тошно.

— Обсуждать не обязательно, — улыбнулся Дима, протягивая телефон. — Просто подпишите, что отказываетесь от претензий. Чтоб не дошло до суда. Мы же цивилизованные?

— Никогда! — выкрикнула она.

— Тогда через суд. Публично. С записями, угрозами, оскорблениями. Я технарь. У нас память хорошая.

Мария Николаевна побледнела. Потом побагровела. Села.

Сергей вышел с вещами. Молча. Посмотрел на всех. И сказал:

— Мы с Анной разводимся. И с тобой больше не общаюсь. Никогда.

Она вылетела из квартиры, как торнадо. С хлопком двери.

Тишина. Но уже другая. Чистая.

Анна опустилась на стул. В глазах — пустота. Но внутри что-то выпрямилось.

— Ну вот и всё, — прошептала она.

— Нет, — мягко улыбнулся Дима. — Вот теперь начинается.

Он налил ей вина. Полный бокал. Просто так. За свободу. За конец, который стал началом.