— Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? — голос Анны дрожал, но не от слёз, а от злости.
— Не начинай, пожалуйста, — пробормотал Алексей, не поднимая глаз от чашки с остывшим кофе. — Сейчас не время.
— А когда, по-твоему, время обсуждать продажу нашей квартиры? — она ударила ладонью по столу, так что ложка отскочила и зазвенела об край. — Может, когда меня уже выгонят из неё с чемоданами?
Он молчал. Сидел в серой футболке с пятном от кетчупа и делал вид, что рассматривает узор на кружке.
— Ты же даже не извинился, — голос Анны стал тише, но в нём зазвенело что-то опасное. — Ты просто… сделал это. Как будто я мебель. Как будто я…
— Я вложил в эту квартиру тоже, — наконец сказал он, и поднял глаза. Усталые, мутные. — Не надо сейчас устраивать трагедию. Я всё рассчитал. Деньги уйдут в дело. Мы оба потом будем в плюсе.
— В какой ещё «дело», Лёша? Ты даже не рассказал, чем ты теперь занимаешься! — она всплеснула руками, прошлась по кухне, едва не зацепив плечом коробку с зимними сапогами, которую он не донёс до антресолей уже третий месяц.
Кухня была маленькой, но уютной. Белый стол, на котором до сих пор осталось пятно от соевого соуса — след от прошлой ссоры о его «марафоне вебинаров» по инвестированию. Магнитики из Сочи и Геленджика на холодильнике, хоть она туда никогда не ездила. Это он, с бывшей.
Анна вдруг почувствовала, как ей трудно дышать. Давило на грудь — не тревога, а что-то тупое и злое.
— Я нашла документы, — сказала она ровно. — В той синей папке. Ты забыл её на диване. Поздравляю. Там всё: договор, нотариус, подпись… моя подпись. Только это не я её ставила.
Алексей резко встал. Его лицо вытянулось, но он быстро собрался.
— Ты не должна была туда лезть.
— Я не должна была? — переспросила она, с почти истерическим смешком. — А ты, значит, должен был ПРОДАТЬ нашу квартиру без моего ведома?
Тишина. Только щёлкал старенький холодильник и за стенкой где-то вяло лаяла соседская шпициха, как всегда — к вечеру.
— Я хотел тебе сказать. Но ты вечно… — он запнулся. — У тебя свои эти… офисные амбиции, совещания, отчёты. Ты бы всё равно всё испортила.
— Офисные амбиции? — её голос стал ледяным. — Ты сейчас серьёзно? Лёша, ты год сидел на фрилансе, ты меня просил «потерпеть немного», и я тянула нас одна. Я — та самая, кто платил ипотеку, между прочим.
Он отвернулся, будто что-то разглядывая в окне. Пальцы сжались в кулак.
— Знаешь что… ты не умеешь рисковать. А я — умею. Я пошёл на шаг, который может всё изменить. Мы будем жить по-другому.
— Ага. Особенно я. Где, интересно? В съёмной однушке в Бирюлёво?
И вот тут она поняла. Он не просто ошибся. Он всё просчитал. Он давно её вычеркнул. Всё это — планы без неё.
Мысли Анны Вот так, значит. Вот ты какой, Лёша. Пять лет вместе, ремонт своими руками, мои премии, твои «бизнес-идеи», которые я терпела… и ты даже не сказал. Не сел и не поговорил. Просто решил: Анна — это временно. Как декор в старой квартире. Вписывается — хорошо. Нет — ну и черт с ней. И ведь не просит прощения.
Он уверен, что прав. Он смотрит на меня как на помеху. А я всё ещё хожу по этой кухне и думаю, чем накормить его вечером… Она вдруг вспомнила, как они клеили обои в этой кухне. Как смеялись, когда не попали встык. Как он тогда сказал: «Это же наша первая настоящая квартира. Здесь всё будет правильно».
— Ты подделал подпись, Лёша. Это уголовка, между прочим, — медленно сказала она. — Ты думал, я просто проглочу это?
Он снова сел. Словно воздух вышел.
— Я был в тупике. Понимаешь? Мне предложили хорошие условия. Я подписал, да. Но я потом верну всё. Мы купим другую.
— «Мы»? — она криво улыбнулась. — После этого?
Он хотел что-то сказать, но не нашёл слов. Только развёл руками.
— Я ухожу. — она сказала это тихо, но твердо. — И подаю на развод. Завтра же. И — да. Я обращусь к юристу. Ты ещё ответишь за это, Алексей.
Он засмеялся. Устало, безрадостно.
— И кто тебе поможет? Эти твои… подружки из бухгалтерии?
— Нет. Люди, которые умеют распознавать подделки, — отрезала она. — Увидимся в суде.
Анна пошла в комнату, где на комоде лежал её ноутбук. Взяла его, не торопясь. Потом — свою косметичку, паспорт, зарядку. Всё. Остальное — потом.
Алексей не встал. Он просто остался сидеть на кухне, у своей остывшей кружки, как будто ничего не произошло. Как будто это снова был понедельник, и она просто обиделась из-за носков под столом.
Но Анна уже вышла. В дверях она на секунду замерла, глядя на вешалку. Его куртка, её пальто. Как в рекламе счастливой пары. Только больше не пара.
Она вышла в подъезд и вдохнула прохладный вечерний воздух. Он пах сыростью, но на удивление — свободой.
— Я не могу вам обещать, что всё получится легко, — спокойно проговорил Сергей Иванович, подвигая к себе папку. — Но то, что это уголовка — да. Здесь, судя по всему, подделка подписи. А это уже серьёзно.
— Он даже не извинился, — сказала Анна тихо, будто не юристу, а кому-то внутри себя. — Просто сидел, как будто я у него хлеб с тарелки украла.
Сергей Иванович посмотрел поверх очков. Мужчина лет пятидесяти пяти, аккуратно одетый, с лёгкой сединой и очень прямой спиной. Таких обычно снимают в рекламе банков: надёжный, сдержанный, почти уютный.
— Это часто бывает. Знаете, почему? — он прищурился. — Потому что он уже внутри себя от вас отделился. А раз отделился — вы для него больше не партнёр, а помеха. Бывшие жены в таких схемах — как правило, просто технический элемент.
Анна опустила глаза. На столе лежал блокнот, в котором она по привычке делала записи. На первой странице — список дел на неделю: «купить корм Рыжику», «позвонить маме», «перестирать шторы». Всё ещё не вычеркнуто. Как будто старая жизнь продолжалась.
— Я могу привлечь эксперта, графолога. С этим будет работать адвокат. У вас есть копия договора?
— Да. Сфотографировала. Там прямо видно, что не моя подпись. И даже почерк другой. — Она достала телефон и показала снимки. — И я нашла переписку его с каким-то агентом. Там прямо написано, что «с женой потом решу».
Юрист кивнул.
— Этого хватит для начала. Вопрос в том — вы хотите наказать его или вернуть деньги?
— А почему или? — подняла брови Анна.
— Потому что это две разные стратегии. Бывает, что женщина идёт до конца, но теряет время и нервы. А бывает — идёт на сделку. Я должен понимать, какой вы человек, Анна.
— Я человек, которому плевали в душу, — ответила она с непонятной улыбкой. — И теперь я хочу, чтобы ему стало хотя бы на минуту так же мерзко, как мне сейчас.
— Значит, будем подавать заявление. Адвокат у вас есть?
— Порекомендовали одну — Ольга Петровна Левина. Она по семейным делам. Вроде, с клыками, как акула.
— Прекрасный выбор. — Сергей Иванович отложил ручку. — Тогда так: вы встречаетесь с ней, она составляет иск, мы подключаем графолога. Я в это время направляю запрос по сделке и начинаю сбор доказательств. Чем раньше — тем лучше.
Анна кивнула. Всё это звучало как сценарий, где её главная роль — «брошенная, но бодрая». Только внутри у неё было иначе: каша из злости, стыда и какого-то странного облегчения.
Я наконец-то что-то делаю. Не ною. Не жду, что он вернётся. Не устраиваю истерик. Я сижу в кабинете у адвоката, и это значит: я вышла из роли жены-жертвы. Я — истец. Гражданка, которая требует справедливости. Я взрослая. Я злая. Я не сломалась. — Вы как? —* спросил юрист, мягко.
— Пока держусь. — она попыталась улыбнуться, но уголки губ дрожали. — А там видно будет.
— Ещё одно, — Сергей Иванович потянулся к бумаге. — Он может пытаться говорить, что подпись вы поставили сами. Добровольно. Без понятых, без свидетелей. Всё будет держаться на экспертизе. Готовьтесь. Он не сдастся легко. И вас будет трясти — тоже.
— Трясти будет? Уже трясёт. Только это, наверное, и хорошо, — Анна посмотрела в окно. Октябрь. Мокрый асфальт. Люди, которые бегут с работы, и не подозревают, что жизнь может в один день рухнуть прямо в прихожей, между обувницей и котом.
— Он вернёт мне мои деньги?
— Если всё пойдёт как надо — да. И вы ещё можете требовать моральную компенсацию. Но не торопитесь. Тут надо выстроить стратегию.
Она молча кивнула. Сжала сумку, как будто от этого зависело, останется она на плаву или нет.
Позже, в кафе с Ирой:
— Я знала, что он козёл, — выдохнула Ира, положив на стол латте и пирожное. — Но чтоб настолько… Анют, ну ты только держись, ладно?
— Знаешь, что самое противное? — Анна ковыряла крем ложкой. — Что у меня до сих пор привычка проверять, не забыл ли он зарядку. Хотя я уже две ночи не сплю у себя дома.
— Это пройдёт. Главное — не вали всё на себя. Это он врал. Это он продавал. Это он — подделывал. Ты просто жила.
— Я жила с человеком, который заранее решил, что я ему мешаю. Вот это не отпускает.
Ира потянулась и сжала её руку.
— Ты больше не будешь мешать. Ты теперь будешь препятствием. В его новой, гениальной жизни.
Анна усмехнулась.
— И это приятно. Очень.
Вечером ей позвонил Алексей.
— Нам надо поговорить, — сказал он.
— Мы уже поговорили. В суде, помнишь?
— Я хочу вернуть всё. Без адвокатов. Мы же можем договориться?
— Теперь — только через моих юристов, Лёша.
— Анна, не делай этого. Я всё исправлю. Я просто…
— Поздно. Теперь ты — просто продавец. А я — покупатель правды. И я готова платить.
Она повесила трубку. И заплакала. Не от жалости. От освобождения.
— Анна Сергеевна, не волнуйтесь. Вы просто скажете правду. Остальное — моя забота, — голос Ольги Петровны был спокойный, но твёрдый, как новая сумка из кожи: дорого, но с заломами не поспоришь.
— А если он начнёт врать? — голос Анны предательски дрожал.
— Тогда мы его красиво закопаем. По закону.
Они стояли в душном коридоре суда. Пахло хлоркой, пережаренными пирожками и нервами. На лавке кто-то рыдал в телефон. Где-то за углом заорал ребёнок. В воздухе стояло чувство чужой беды.
Анна поправила ворот пальто. Сердце било в груди, как птица в коробке. Алексей был уже внутри, в зале. Видела мельком. Новый пиджак. Чисто выбрит. Рядом — адвокат, молодой, самоуверенный, с лицом мальчика, который думает, что жизнь — это сериал, где всё можно переиграть в следующем сезоне.
— Я жила с этим человеком девять лет. Я делила с ним утро, счета, квартиру. А теперь я делю с ним юристов. Вот и вся арифметика брака, — подумала она и сделала шаг вперёд.
— …И, Ваша честь, мы приобщаем заключение графолога, где однозначно указано: подпись Анны Сергеевны была подделана. Более того, мы располагаем распечаткой переписки ответчика с агентом по недвижимости, где он прямо пишет: «с женой потом решу».
Голос Ольги Петровны звучал уверенно, без нажима, но с таким ядом, что даже секретарь суда невольно подняла глаза.
Алексей сидел, сложив руки. Иногда наклонялся к своему адвокату. Иногда — смотрел на Анну. Но этот взгляд уже ничего не значил. Он больше не умел врать глазами. Только бумагами.
— Ваша честь, мой доверитель признаёт, что совершил сделку без согласия супруги, но утверждает, что действовал в интересах семьи. Деньги от продажи были вложены в бизнес, который должен был обеспечить обоим стабильное будущее.
— Стабильное будущее, — тихо повторила Анна, — в котором я живу у мамы, а он — на чужие деньги строит счастье.
Судья — пожилая женщина с усталым, но внимательным лицом — посмотрела на Алексея.
— Вы признаёте, что подпись не Анны Сергеевны?
— Да, — он встал. — Но я не хотел зла. Просто был уверен, что так будет лучше. Мы тогда были на грани развода… Я думал, это уже конец.
— А вы не думали просто… спросить её? — спросила судья и даже усмехнулась.
Алексей промолчал. И эта пауза была громче любой фразы.
После заседания Алексей догнал её в коридоре.
— Ань, послушай. Я… Я готов всё вернуть. Деньги, часть бизнеса, квартиру — мы можем договориться. Ты же знаешь, что я не подонок. Это всё… Я просто испугался.
— Ты испугался — и подделал мою подпись? Ты испугался — и утащил то, что мы строили?
— Я просто хотел начать сначала…
— Начать? — она шагнула к нему. — Так начинай. Только без меня. Без моей квартиры. Без моего имени. Без моей жалости. Ты мне больше никто, Алексей. Даже воспоминание — и то тухлое.
Он посмотрел на неё с выражением уставшей жалости.
— Ты изменилась.
— Нет. Я просто сняла розовые шторы с глаз.
И ушла.
Вечером она сидела в кухне у мамы. Мятный чай. Рыжик — на коленях. Радио играло старый шансон, в котором женщины всё ещё надеются на любовь. Но ей было всё равно.
— Мам, а я вот думаю: может, мне новую квартиру взять. С ипотекой. Но сама. Без «мы». Без мужиков с идеями. Просто — своё.
Мама подняла брови.
— Анют, а ты точно не сломалась?
— Нет. Я просто починилась по-другому.
Телефон завибрировал. Сообщение от Иры:
«Суд решил! Алексей обязан вернуть твою часть + штраф. УРА! Пошли отмечать!»
Анна улыбнулась.
— Ну что, Рыжик? Пора на новую жилплощадь.
Через две недели она стояла у дверей новой квартиры. Однокомнатная, с облезлой лестницей и пахнущим краской лифтом. Но — её.
В руках — пакет с шампанским и зефиром. На щеках — мороз. На сердце — свобода.
— Ну здравствуй, новая жизнь, — сказала она и вставила ключ.
Он повернулся с первого раза.